| Главная » Статьи » С САЙТОВ |
Поволжье и Приобье
| Поволжье и Приобье: очаги раннего культурного взаимодействия. XVII - середина ХIX в. В литературе довольно давно высказана мысль о том, что население Поволжья после завоевания Казани выступало источником активной колонизации не только Зауралья, но и Сибири [1]. Однако процесс непосредственных этно- и социокультурных взаимодействий двух величайших очагов русской цивилизации - Среднерусского и Азиатско-Сибирского, - до сих пор не описан: миграционный поток с Волги на Обь остается безликим. В настоящее время благодаря разработке компьютерных технологий, позволяющих сравнивать большие массивы ономастической информации, появилась возможность вновь вернуться к разработке одной из актуальных проблем ранней отечественной истории. В данной статье отражены результаты сопоставительного анализа такой информации, содержащейся в документах XVII и первой половины ХIX в. двух регионов: Среднего Приобья, с одной стороны, и Среднего Поволжья, - с другой. Для первого региона в качестве базового источника избрана Окладная книга (ОК) Ордынской волости за 1841 г., для второго - Писцовая книга Казанского уезда 1647-1656 гг. [2]. Кроме того, привлечен ряд документов, о которых будет сказано в ходе дальнейшего изложения сюжета. В совокупности перечисленные материалы позволяют наметить пути и методы исследования поставленной проблемы, а отчасти решить ее применительно к локальной группе сибирских старожилов. Упомянутая ОК относится к типу фискально-учетной документации, в которой отразилась в основном хозяйственная сторона деятельности приписанных к заводам Алтая крестьян 20-50-х гг. ХIX в. К настоящему времени на основе авторских технологий нами "освоен" целый ряд ОК Среднего Приобья - Кайлинской, Кривощековской, Чаусской, Бердской, и, наконец, Ордынской волостей [3]. ОК дают возможность реконструировать сеть поселений, их людность, тип хозяйства (с микролокальными вариациями), социальную структуру крестьян, а с применением более "тонких" методик - "уловить" ряд социокультурных моментов, характеризующих особенности семейного и конфессионального быта, роль родственных (фамильных, "клановых") сообществ в самоорганизации аграрного населения Сибири. ОК содержат полные списки названий селений (ойконимов), перечни фамилий (ономастиконы) всех жителей волости на определенный год. Если сравнить такую информацию с аналогичной, содержащейся в документах других регионов, то по совпадению ономастических комплексов возможно установить, откуда перебрались в волость предки ее жителей. Применяя методики ономастического анализа, нам удалось установить, что старожилое население Ордынской волости являлось "родственным" населению ближайших районов Приобья: с одной стороны, северного - Чаусско-Кривощековского, с другой, южного - Бердско-Легостаевского. В связи с этим стало очевидно, что уяснение "тайны происхождения" ордынцев может дать ключ к истории заселения Среднего Приобья в целом. Кроме того, откроются перспективы к реконструкции и принципов формирования социальной организации переселенцев, и особенностей адаптации массовой полиэтничной культуры мигрантов к условиям нового территориального пространства. На этнокультурную связь Приобья с Поволжьем указывали "сказки" некоторых томских служилых людей, предков приобцев, а также несколько ордынских фамилий-меморатов [4]: Сарапуловы, Цивилевы, Осинцевы и Араповы. В них наиболее ярко проступала информация о предыдущем месте жительства их носителей именно в Поволжье (точнее - в бассейне Камы): гг. Сарапул, Цивильск, Оса и село Арапово. Эта, своего рода "памятка", оставленная предками ордынцев, и послужила сигналом обратиться к "Писцовой книге Казанского уезда 1647-1656 гг.". При сопоставлении ономастической информации двух регионов миграционная волна с одной великой реки на другую - с Волги на Обь - буквально "ожила". Число фамилий старожилов Среднего Приобья в XIX в., восходящих к фамилиям и прозвищам жителей Казанского уезда середины XVII в., приближается к сотне. При этом весьма важно отметить, что в казанском источнике интересующие нас фамилии, как правило, располагались "гнездами". *** Из упомянутых дорог Алатская соединяла Казань с Вятской землей. Центром той части ее, что входила в административные границы Казанского уезда, выступала "государева Кукарская слобода" (ныне г. Советск). Именно эта территория дала наибольшее число ономастических аналогов, демонстрирующих исторические связи заселяемого Среднего Приобья с Поволжьем. Самым же знаковым символом этой связи выступают три фамилии, Креницын, Тырышкин и Мордвин. Кривощек-Креницын, томский служилый человек считается основателем д. Кривощековской. Документом 1708 г. она названа "новоселебной". Именно этот год принимается некоторыми исследователями, и не без основания, за условную дату "рождения" г. Новосибирска. Иван Мордвин упоминается в числе первых жителей этой деревни, а затем как один из основателей выселка из нее - д. Малой Кривощековской [6]. В каком году возникла д. Тырышкина, точно неизвестно, наличие же в ведомстве Чаусского острога зимовья - поселения на прокладываемом через Барабу Московском тракте, носившего то же название - фиксируется документально 1720-ми гг. Поскольку в Поволжье фамилии Тырышкин и Креницын оказались сопряжены соседством, можно предположить, что и в Приобье они появились одновременно. В 80-е гг. XVIII в. д. Тырышкина стала центром одноименной волости, а в 90-е гг. из ее части создана волость Кривощековская. Описывая подгородные пашни вятских крестьян государевых дворцовых слобод "Троетцкого приходу", писцы занесли в книги фамилии, которые в 20-е гг. XVIII в. уже носят и кривощековцы (Барышников, Пестерев (Нестеров), Савинов, Черепанов, Некрасов, Коробейников, Медведев), и в числе их будущие ордынцы (Обуховы, Васильевы, Шеломенцовы). Из приводимой ниже выборки видно, что они идут также в связке с чаусскими фамилиями Аникиных и Пономаревых: "Деревня, что был починок Обуховской, за Логинком Левонтьевым сыном Обухова с товарыщи…" (311); "Починок Аникинскии, Пономарева тож, за Бориском Романовым сыном Обуховым… восемь десятин в поле, а в дву потому ж" (311); "Деревня …за Федькою Васильева с товарищи…девять десятин…" (311); "Займище Костаревское деревни Обуховы за крестьянином за Логинком Левонтьевым сыном Обухова да за Павликом Шаровым …" (313); "Деревни Шеломецкой за Гришкою… сыном Шеломенцова… пашни семь десятин" (316). В числе "подгородних крестьян Кукарской слободы Спасского приходу" ситуация та же. В ряду будущих чаусско-кривощековских фамилий (Белобородов, Важенин, Денисов, Земцов, Рыбин, Казанцев, Креницин, Кузьмин, Третьяков, Тырышкин) присутствует выразительное "гнездо" фамилий ордынцев: Малков, Абрамов, Нефедьев, Журавлев: "За Меньшиком Онурьевым сыном Малковым… 4 дес." (319); "… Ивашка Третьякова да Макарка Бабина 7 дес." (319); "деревни Барышниковы Ивашки Обрамова з братом з Гришкою" (321); "деревни Казанцовы ... Якушка Нефедьева с товарыщи ..." (326); "деревни Журавлевы Олешки Гаврилова сына Журавлева… наезжие пашни…" (327). "…деревня Чибишева… за служилыми татары…" (орд. Чибиков) - (414); "…деревня Молы", за которую спорили татары и ясачные чуваши (орд. - Моллаев) - (415). По Нагайской же дороге, "за Тетюшскою старою засекою в степи на диком поле" земли разных "помещиков", в числе которых многочисленные Жуковы и Вороновы (438-443). Список вятских ("кукарских") и среднекамских ("сарапульских") фамилий достаточно выразительно накрывает собой несколько десятков фамилий приобцев интересующего нас локуса. Еще до десятка будущих приобских фамилий дают другие районы, расположенные преимущественно по Нагайской дороге, ведущей из Казани в Башкирию. Как правило, они принадлежат также государственным - дворцовым, - крестьянам. Некоторые из них вторят уже названным, но есть дополняющие и продолжающие ряд "сибирских" фамилий. Абрамов, Арапов, Басалаев, Бахарев, Белкин, Белов, Бояркин, Вольхин, Вяткин, Грехов, Казанцов, Клюев, Круглов, Кузнетчиков, Лушников, Маллаев, Нефедьев, Обухов, Осинцов, Пьянов, Руднев, Сарапулов, Ташкин, Турыгин, Тюленев, Хабаров, Хомутов, Цивилев, Чернавин, Чибишев, Шабалин, Шиломенцов. Заметим, что данным фамильным рядом отнюдь не исчерпывался весь состав выходцев из Поволжья. Приведенная выше выборка из писцовых книг показывает, что за многими из называемых в источнике пофамильно "землевладельцев" стоят их совладельцы ("товарыщи"), число которых иногда достигает десятка и более. Нет никаких сомнений, что многие из этих безымянных "товарищей" пришли на Ишим, а затем в Приобье вместе со своими сослуживцами, однодеревенцами и родственниками. Выход из Поволжья "поляков", датируемый 1666/67 г., интересен тем более, что в ордынском ономастиконе присутствует до десятка фамилий, в которых без труда распознаются "польские" форманты и при этом частично совпадающие с теми, что фигурируют в названном прошении. Очевидно, что в полиэтничное в своей основе ядро ордынских старожилов оказался вкраплен литовско-белорусско-польский компонент потомков выходцев из Поволжья, вначале служивших в Томске и других городах его разряда по "иноземному списку", а затем посаженных, как прочие "разночинцы", на землю. Еще одна "гарь" произошла в 1756 г. как раз на территории Чаусского ведомства, в которое тогда входила и территория будущей Ордынской волости. Акция протеста приобцев предварена была подачей "сказки", в которой перечислялись имена погибших затем в огне. В числе их - фамилии многих крестьян Чаусского и Бердского ведомств, включая и предков ордынцев - Шадриных, Усольцевых, Некрасовых, Абрамовых, Шмаковых, Зыряновых, Скажутиных (в тексте Скуржутин) [16]. Позже приобский раскол не проявлял уже себя более в таких экстремальных формах и на фоне активности староверов в других районах Сибири, как будто даже исчез вовсе. Но выяснилось, что это не так. Обнаруженный недавно документ - доношение в Барнаульское духовное правление за подписью причта церкви Ирменского прихода от 9 марта 1825 г. - свидетельствует о том, что ордынский крестьянин Трофим Абрамов со своими родственниками принадлежал к поповской старообрядческой общине, существовавшей, возможно, не только в пределах волости. Так нам удалось впервые констатировать в рамках административной общины Среднего Приобья функционирование старообрядческого "поповского" сообщества в 1820-е гг., находившегося в традиционной оппозиции к клиру православной церкви. До начала 20-х гг. ХIX в. его деятельность протекала полулегально, без особой огласки. Теперь ирменский клир счел необходимым обратить внимание властей на то, что Абрамовы и "подобныя им Шиловы", считавшиеся не менее 15-20 лет прихожанами местной церкви, в которой они венчали браки и крестили детей, "искони состоят в старообрядстве". Заявления Абрамовых и прочих заводских крестьян Приобья об открытом "уклонении в раскол" были инициированы тем, что в Приобье, благодаря усилиям уральского и томского купечества, с 1822 по 1830 г. на полулегальных основаниях существовала "старообрядческая епархия". Возглавлял ее "беглый" из Поволжья - "иргизский" священник Михайлов (Грузинский). Доношение клириков Ирменской церкви выражало буквально крик отчаяния [17]. И было отчего. Абрамовы относились к одному из самых богатых кланов крестьян-предпринимателей Приобья. Специалистами по истории сибирского купечества их деятельность приводится как пример того, что некоторые из крестьян "вели скупку хлеба в размерах, не уступавших закупочным операциям купцов" [18]. Судя по размаху торговых операций, своим влиянием богатый клан Абрамовых охватывал не только Ордынскую волость, поэтому ситуация была чревата возможным отпадением в раскол не одних Абрамовых. Тем более, что и случай этот был уже не первый. Тремя годами ранее, в 1822 г. поповщиной был сделан пробный шаг - на имя государя подано прошение крестьян Ташкиных, живших в д. Серебренниковой Боровлянской волости о записи их в "старообрядство" и возвращении к "исконной" вере своих дедов и отцов [19]. Часть клана Ташкиных, в числе шести семей, проживала в Ордынской волости, в д. Ярковой. По словам священников, Абрамовы не только называли их "щепотниками" и "бритоусцами", предлагали им вместо руги "милостыню христа ради", не давали ни бревна, ни копейки на строительство новой церкви, укоряли патриарха Никона за то, что "расколол веру", - все это имело место и ранее. Сверх всего этого, обнаружилось еще, что они "оклеветывают и монарха, что якобы им дана от него свобода делать по воле их, что хощут". Между тем, приобское крестьянство имело основания заявлять, что сам император Александр "Благословенный" покровительствует староверам [20]. Теперь, зная о том, что прародиной Абрамовых, Ташкиных и их земляков было Поволжье, - один из крупнейших очагов зарождения и в дальнейшем активного противостояния оппозиционного православия официальному, - иначе можно взглянуть и на сибирские раскольничьи "гари" первой половины XVIII в., и на новый виток конфликта староверов-поповцев с "неистинной" церковью в 20-е гг. ХIX столетия. В роли лидеров крестьянской оппозиции Абрамовы и Ташкины, как показывает экскурс в их родословную, оказались вовсе не случайно и не спонтанно. За этим стояла не просто вековая фамильная традиция того и другого фамильного клана, но культурная ориентация какой-то большой социальной общности, сохраняя которую их предки, сошли из районов Заволжья на Обские берега. Эту группу объединил в единое сообщество не только конфессиональный фактор. В равной мере в числе внутренних "скреп" можно назвать приверженность к особым нормам семейного, кланового и общественного быта. Последние же в свою очередь были гибко связанны со специфическим типом ее хозяйственной деятельности, обусловленной прежней жизнью на берегах волжской речной системы. Абрамовы и их единоверцы рассматривали нетривиальную ситуацию 20-х гг. XIX в. в качестве "божьей кары" для официального священства и торжества "истинной веры" для себя. Но "оттепель" для приобских раскольников, длившаяся около десятилетия, закончилась арестом, судом и высылкой Михайлова. Хотя мера наказания была с очевидностью мягкой, но о возрождении "истинной" церковной иерархии пришлось забыть. Староверы-поповцы Абрамовы и Ташкины, как и тысячи других приобских крестьян, полагавших "старообрядство" своей "родовой" верой, вновь ушли в скрытое противостояние официальной церкви. В 1841 г. все население д. Серебренниковой (15 дворов, 90 душ обоего пола), где главенствовали боровлянские Ташкины, числилось в расколе [21]. Ордынские Ташкины, жившие на Чике, в раскольнические списки не попали, не исключено, что "мнимо" вступили в единоверие, как и многие другие поповцы Приобья. Однако Абрамовская община-корпорация продолжала свое противостояние официальной церкви. По данным раскольничьих списков на 1841 г. она насчитывала 485 чел., - 225 мужского и 260 женского пола - и была рассредоточена в 8 селениях волости вдоль "соляной" дороги (от Чаусска к соляным озерам в низовьях речки Бурлы). Абрамовы продолжали успешно и активно заниматься подрядной деятельностью, и в 50-е гг. ХIX в. доставляли соль, и, конечно, хлеб в Енисейскую губернию, куда, переместили свою деятельность по добыче золота промышленники Рязановы [22] - "опекуны" Михайлова-Грузинского. Это означает, что иерархические экономические связи Абрамовых стабильно функционировали и с общинами-кооперациями, и с купеческой верхушкой. Кроме Абрамовых, в доношении ирменского клира назывались еще две староверческие фамилии - Шиловых и некоего "отставного" Комарова, по "настройке" которого служители официальной церкви терпели "поношения" от раскольников. При работе с ОК обнаружилось, что обе фамилии также ордынские. Шиловы жили в Ирменской зоне - "гнездом" из пяти семей, - в д. Малоирменской, а один двор, богатого крестьянина Ивана Мокеева Шилова, находился в д. Старошарабской, в сообществе Вядкиных - явно вятичей по происхождению. К 1841 г. в клане Шиловых произошла смена поколений. Фигурировавших в документе в 1825 г. представителей клана уже не было в живых. Малоирменский патриарх - Егор Семионов Шилов по ОК показан умершим в возрасте 77 лет, очевидно, незадолго до составления ОК: хозяйство большой семьи Шиловых (30 голов скота и 10 дес. пашни) числилось на умершем отце. Даже посмертно он продолжал держать трех своих взрослых сыновей вкупе. И это при том, что уже и младшему из них, Василию было 35 лет, а братья его - 45-летний Василий же и средний Дмитрий - были женаты и имели своих детей. При жизни отца был выделен только их старший брат Осип, имевший к 1841 г. в свои 50 лет трех сыновей. По размерам, роли патриарха, державшего при себе великовозрастных сыновей, характерной ограниченности семейного именника (два Василия) это была, вне сомнения, староверческая сложная большая семья-кооперация. Тот же ее тип, как мы увидим далее, бытовал и на противоположном, южном конце волости, - у алеусских староверов-поповцев. К числу упомянутых в доношении 1825 г. Шиловых, принадлежал, конечно, и умерший к 1841 г. Савелий Шилов, отец Пахома и Осипа Савельевых. Братья имели богатые дворы в той же Малоирменской деревне и не исключено, что получили хозяйственную самостоятельность тоже лишь по смерти отца. Два "старца" Комаровы, - братья Родион и Герасим Ильины (59 и 56 лет) - жили на юге волости - в д. Средне-Алеусской. Они держали по десятку голов совокупного скота и при отсутствии работников, - оба числились по ОК "хворыми", - имели значительную пашню, по 4 дес. каждый. Конечно, некто "отставной" Комаров 1825 г. был им родственник. Надо полагать, принадлежали Комаровы к местным староверческим наставникам, поддерживавшим дух диссиденства у ордынских староверов-поповцев, принимавших официальное православие по юридической необходимости выполнения брачных и крестильных обрядов. В противном случае их дети могли оказаться в статусе незаконнорожденных, что было чревато потерей ими права наследования имущества и капиталов отцов. В д. Средне-Алеусской насчитывалось 39 дворов, в которых по ОК проживало 114 рев. душ мужского пола, т.е. в совокупности до 230-240 душ обоего пола. Согласно конфессиональной статистике, собранной "из-под руки" негласными доносителями, на 1841 г. в этом селении насчитывалось признававших священство приверженцев старой веры: 104 душ мужского и 125 женского пола. Нетрудно увидеть, что практически поголовно староверческая д. Средне-Алеусская являлась базовой ячейкой ордынской старообрядческой общины поповского толка. Тимофей Белых - старейший в клане. Он живет рядом с Белкиными, и ясно, что принадлежит к тому же клану, но выделяется своим исконным написанием фамилии, очевидно, принесенной еще дедами с Волги (см. выше). Тимофей, имея двух неотделенных взрослых сыновей, Еремея (46 лет) и Леонтия (33-х), также явно недоиспользует трудовые ресурсы семьи непосредственно в хозяйстве, - пашет всего 3 дес. земли. Очевидно, один из его сыновей работает на отхожих промыслах, а, может быть, и в приказчиках у Абрамовых. Логично, что именно в этом районе компактно проживали единоверцы "торгующих крестьян" Абрамовых, державшие, постоялые дворы ("гостиницы") и необходимых для смены лошадей. Коммерческие операции Абрамовых, таким образом, имели под собой надежную базу в лице местных старожилов-земляков, скрепленных единством веры, и, конечно, имевших свои экономические и финансовые выгоды от сотрудничества с влиятельными Абрамовыми. В Антоновой проживали в 22 дворах представители разных фамилий и трудно сказать, чья семья держала старую веру. А что касается Новокузьминской (= Козихи), то в вопросе о количестве староверов, живших в ней, официальному источнику доверять нельзя. Козиха состояла всего из 5 состоятельных дворов и любопытна была тем, что в 1841 г. ее населяло одно фамильное гнездо - Бородиных. Ясно, что все Бородины принадлежали к единой вере. Две семьи возглавляли патриархи, очевидно, двоюродные братья, Нестор Петров (79 лет) и Афанасий Семенов (69 лет), а прочие принадлежали их отделенным сыновьям. Бородины держали в совокупности около 60 лошадей и выращивали довольно много хлеба (30 дес.). Пушкарева состояла из 13 дворов, главами 11 из них были Пушкаревы, еще два принадлежали Исаю Скажутину (56 лет) и Григорию Жданову (31 года). Ясно, что иноверцев в свою родовую деревню старожилы Пушкаревы допустить не могли. Следовательно, и здесь с конфессиональной принадлежностью картина ясная: в Пушкаревой жили единоверцы Абрамовых. Очевидно, что старую веру в Пушкаревой держали старожилы Пушкаревы и показанное официальной статистикой малое число в ней раскольников-поповцев (2 чел. обоего пола - соответствует маленькой семье Исая Скажутина) не отвечало реальности. Доноситель не был заинтересован показать властям истинный состав сообщества единоверцев Трофима Абрамова и "прочих" Шиловых. Пушкарева выглядела зажиточной деревней, но со специфическим составом населения: в ней было пять беспашенных дворов, при наличии в каждом из них одного работника и 1-2 лошадей. Клан Пушкаревых возглавляли старцы братья Федор (73 года) и Павел (67 лет) Дмитриевы. Самым состоятельным выглядел двор Федора, в нем было 20 голов скота и 8 дес. пашни. Но и семья у него была немалая, до 7-8 едоков. Беспашенные дворы принадлежали "молодым" Пушкаревым, Авдею (40 лет), Митрофану (37-ми), Луке (35-ти), Никите (34-х) Никитиным, т. е. племянникам патриархов. Судя по всему, эти не очень уже молодые дворохозяева числились в деревне формально, их деятельность протекала за ее пределами. Можно заключить, что староверческая алеусская деревня Пушкарева по составу жителей и характеру организации хозяйства представляла промыслово-земледельческую кооперацию фамильного клана, скрепленную единством "родовой" веры. Как видим, она в то же время входила в состав более крупной неформальной общины, выступая одновременно ее экономической ячейкой. То же самое можно сказать и относительно следующего алеусского старообрядческого поселения - д. Устюжаниной. Родовая деревня Устюжаниных была также компактным селением, в ней насчитывалось всего 12 дворов, 9 из них принадлежали Устюжаниным. Очевидно, что и это селение целиком было частью староверческой общины Абрамовых. При одном из Устюжаниных жил опять же старец Федор Никифоров Боровиков (77 лет). Еще два двора принадлежали братьям Рогалевым, Никифору и Герасиму Семеновым, а во дворе, записанном в ОК последним, жил единственный бедняк в этой зажиточной деревне Карп Саламатов. В Устюжаниной в среднем на двор приходилось до 18-19 голов скота и 5-6 дес. пашни. Каждый работник имел по 5-6 лошадей, а в некоторых дворах Устюжаниных - до 10. В клане Устюжаниных в роли патриарха выступал Иван Константинов (65 лет). Он имел до 60 голов скота (25 лошадей) и посевное поле в 20 дес. Семья у него была опять же трехпоколенной, в ней насчитывалось не менее 13-14 душ обоего пола. Несмотря на то, что у одного из 4-х сыновей уже к 1833 г. - времени ревизии - были свои дети, Иван не спешил с его выделом. Ниже д. Спириной по Оби стояло большое с. Кирзинское, население которого состояло из более чем 500 чел. Согласно официальной статистике, в нем также имелось не менее 80 чел. (41 мужчина и 38 женщин) староверов. Можно предположить, что это был клан Кунгурцевых, насчитывавший к 1841 г. как раз до 80 душ обоего пола. Названная фамилия входит в число староверческих и на Алеусах. Наконец, часть общины поповцев осведомители зафиксировали в "самой волости", т.е. в с. Ордынском - 45 душ мужского пола и 51 душа женского пола. Жившие в Ордынском 11 семей Абрамовых насчитывали до 50-60 душ, следовательно, кроме них, имелось еще несколько староверческих семей. Согласно официальной статистике, 2-3 (16 чел. обоего пола) таковых же семьи проживали еще по соседству - в большой деревне Усть-Луковской. Здесь на 31 двор приходилось 12 фамилий, и нет оснований выделять какую-либо из них как предполагаемую старообрядческую. *** Имеющиеся данные не позволяют судить о том, была ли ордынская поповская община изначальной в Приобье, или абрамовская корпорация - результат распада когда-то единого неортодоксального конфессионального сообщества, возможно, совпадавшего в своих границах с административной общиной на момент формирования волости [24]. Нельзя не видеть, однако, что даже будучи формально немноголюдным структурным элементом волостного общества, "староверы" оказали достаточно мощное социокультурное воздействие на формирование его облика. Ордынский локус в ряду других приобских волостей выделялся целым рядом особенностей, сущность которых становится понятной только в свете известных нам по литературе фактов, характерных для социального "раскольничьего" быта Поволжья. Прежде всего, не случайным выглядит выбор мигрантами места под поселение. "Скатившись" на юг из северных чаусских деревень, - вверх по левому берегу Оби, они не ушли на Кулунду, в степь - район более благоприятный для развития, к примеру, скотоводства, а поселились вблизи большой реки. Если внимательно присмотреться к территории, избранной для конечного поселения, то не трудно увидеть в ней признаки "прежней родины". Растянутая по берегу Оби, Ордынская волость южной оконечностью была направлена к степям и соляным озерам Бурлы и Карасука, а западной стороной - в неосвоенную еще тогда Барабинскую степь. Таким образом, будучи приречной, занимая окраинное положение, волость оказалась относительно изолирована от прочих волостей заводского ведомства. Оригинальным было и расположение селений в рамках волости. Обское плато пересекалось несколькими речками и суходольные водоразделы их разрезали ордынские земли на ряд замкнутых зон. В результате ландшафтного своеобразия возникал эффект изоляционизма и внутри волости. Отсюда - интересный тип культурной эволюции, в которой момент саморазвития играл доминирующую роль. В то же время географическое местоположение волости определило характер хозяйственных занятий ордынцев, ориентированный на преимущественно торгово-промысловый тип деятельности, характерный для их предков, пришедших с берегов Волги и ее притоков. Вдоль волости тянулся гужевой соляной тракт, выходивший, как уже отмечено, к пристани в д. Спириной. Надо ли говорить, что Обь, по которой летом непрерывно шел поток грузов, так же, как и тракт, представляла большое поле для приложения рабочих рук ордынцев. Успешное предпринимательство Абрамовых явилось следствием удачного выбора жизненного пространства их прадедами. Очевидно, что свой "бизнес" они начинали с соляных подрядов. Оригинальность и специфика общественного быта ордынцев проявлялись прежде всего в характере их семейного строя. Выше уже было отмечено, что в селениях, где проживали члены поповской общины, прежде всего бросается в глаза наличие больших, сложносоставных патриархальных семей, возглавляемых, как правило, престарелыми родителями взрослых женатых сыновей. Статистика показывает, что данная особенность семейного строя выделяла в целом Ордынскую волость среди прочих волостей Приобья. Удельный вес "больших" неразделенных семей (отцовских, братских и смешанных) в ней достигал трети (33 %). Для 40-х гг. ХIX в. это, вне сомнения, значительный показатель, говорящий о неслучайности данного факта и о значимом влиянии неразделенного типа семьи как на уровне экономических отношений, так и в сфере социокультурной жизни. Даже у соседей-бердчан удельный вес больших семей был ниже 1/4. Характерен средний возраст большаков - глав неразделенной отцовской семьи - 62 года. Да и в целом достигли этого рубежа и перешагнули через него в среде ордынских старожилов почти 300 глав семей, а в сотне дворов во главе стояли старцы 70 лет и старше. В 13 дворах даже - 80-ти лет и старше. Старики возглавляли не только отцовские, но и братские дворы. Как ни в какой другой волости, обращает на себя внимание еще одна закономерность - довольно большое число престарелых отцов переживало смерть своих сыновей. Число таких случаев на момент составления ОК (т.е. за время между 1833 и 1841 г.) превысило два десятка, в том числе в кланах: Зайковых, Заковряшиных, Скосырских, Шарковых, Толстиковых, Шульгиных, Субботиных, Голубиных, Подойниковых, Чупиных, Усольцевых (3 семьи), Клочкаревых, Мурашкиных, Цивилевых, Сухановых, Горбуновых, Самочерновых, Шаболдасовых, Поповых. Средний возраст схоронивших своих сыновей отцов равнялся примерно 60, а умерших сыновей - 28 годам. Район же этих безвременных смертей охватывал преимущественно селения Ирменской зоны. Остается гадать, что стоит за десятками таких трагедий, уносивших из жизни молодых, полных, казалось бы сил, людей, в то время, как оставались жить старики, перешагнувшие уже, как правило, работоспособный возраст. Возможно, неразделенная патриархальная семья с ее тяжелым давлением "большаков" и "большух", промыслово-отходнический труд, усугублявшийся к тому же и заводскими сезонными мобилизациями, делали для многих людей среднего поколения жизнь психологически неприемлемой. Тем более что, периодически покидая свой "тяжелый" мир, они могли видеть и другой - более свободный, не столь стесненный прессом семейных правил и религиозных догм. В порядке гипотезы можно выдвинуть тезис, что большая семья отражала специфику семейных норм группы населения, чьи этнокультурные корни восходили к поволжско-финскому субстрату (мордве, мари, летописной мери). Эталоном ее может служить трехпоколенная семейная кооперация кривощековца, носившего фамилию-этноним - Ивана Мордвина (именно так - не Мордвинова!), - зафиксированная в 1823 г. Ивану было 70 лет, он "держал" при себе четверых сыновей, - 45, 42, 38 и 26 лет. При этом у старшего сына Петра было двое детей и старший из них был ровесник младшему дяде. К 1841 г., после смерти Ивана на базе его большой семьи сформировалось четыре. При этом старший в клане, Петр, строил свою семью по примеру отца. Демографическое поведение такого типа было характерно и для многих ордынских патриархов. Рассматривая сумму условий, которые детерминировали стабильную сохранность "неразделенной семьи", исследователи, полагая (среди прочих) основным производственный (хозяйственный) фактор, совершенно справедливо не исключают из их числа, во-первых, политику государства, во-вторых, влияние этнокультурных (в т.ч. конфессиональных) традиций, "приносимых" из мест выхода родителей и прародителей. Хрестоматийный пример длительного бытования такой традиции - у забайкальских староверов-семейских. Ордынская волость - пример еще одного, до сих пор неизвестного, заповедника старообрядческих традиций, этнокультурную основу которых, возможно, задали нормы "инородческого" быта поволжской мордвы. Сравнивая тип семьи и связанный с ним характер развития таких неформальных общественных институтов, каким являлась, в частности, система позднеродовых связей в разных волостях Приобья, нетрудно заметить, что на их уровне шла борьба между двумя типами самоорганизаций - большесемейно-родовой и фамильно-клановой. Деревенские общины (даже однофамильные на первых порах), состоявшие из самостоятельных дворохозяев, являли собой более прогрессивный вариант как экономической, так и духовной самоорганизации. Отдельный дворохозяин, не связанный уже единством быта с отцовской семьей, был гораздо более заинтересован в увеличении своего хозяйства, он был свободнее в выборе и партнеров по предпринимательской деятельности, и духовных авторитетов - и при этом с молодых лет привыкал к ответственному социальному поведению. Пример такого типа развития являла, в частности, крестьянская среда Кайлинской волости. В составе ее населения был значительный процент потомков служилых людей, в их числе - потомков упоминавшихся выше литовско-польских выходцев. К середине ХIX в. волость достигла высоких показателей хозяйственного развития. И возможно, отсутствие неортодоксальной конфессиональной традиции, задававшей программу построения взаимоотношений в семьях ордынцев, послужило значимым моментом при выборе своего пути кайлинцами. Их родовые кланы представляли нечто вроде свободных "союзов" преимущественно малых семей-однофамильцев. Обращает на себя внимание и еще один факт: хозяйство Кайлинской волости имело выраженно аграрную специализацию, в то время как у ордынцев земледелие и даже скотоводство, по крайней мере в 1840-е гг. [25], подчинялись промыслово-торговой ориентации. Казалось бы, именно кайлинцы, при аграрном типе хозяйства, должны были проявлять больше, чем ордынцы, "патриархальности" в своей бытовой культуре, в том числе и в семейном строе. Ведь "отходничество", характерное для ордынцев, как правило, влекло за собой разрыв с традицией, насыщало старые формы быта новым содержанием. Однако мы видим обратную картину. На примере Ордынской волости можно ставить вопрос о конструктивной роли этнических традиций в образовании локальных вариантов культурного комплекса "русских старожилов Сибири". Ордынская ситуация напоминает поволжскую, художественно обобщенную Мельниковым-Печерским в своих исторических повестях - "В лесах" и "На горах". Опираясь на приведенные материалы, можно полагать доказанным тезис о том, что поповщинский раскол в Ордынской волости своим источником имеет поволжскую традицию. К 1841 г. социокультурный механизм, выстроенный на базе этой традиции, насчитывал в Приобье уже около двух столетий местной истории и продолжал опираться на культурные эталоны жизнедеятельности, принесенные из Заволжья. Будучи рассмотрена в контексте истории сибирского раскола в целом, история общины ордынских поповцев, позволяет сделать заключение также об этапах, которые проходили на колонизационном фронтире конфессиональные самоорганизации мигрантов, в данном случае, - пришедших в Приобье из Поволжья. В XVIII столетии ордынская поповщина успешно пережила этап фронтирной адаптации, когда важнейшая задача состояла в выживании и сохранении родственно-семейных связей посредством традиционной "истинной" веры. Огнем и кровью она отстояла свой путь развития по пути родовых большесемейных коллективов, скрепленных "верой" отцов. Уже в 20-е гг. следующего, XIX-го, века, в условиях углубления торгово-промышленного развития, она успешно эволюционировала в корпоративно-конфессиональную общность, во главе с лидерствующими "капиталистыми" крестьянами. Размах деятельности Абрамовых, показывает, сколь значимую роль играла конфессиональная неформальная организация в поддержании и стабильном развития бизнеса "торгующих" крестьян, а также и в экономической жизни всего населения волости на этапе становления доиндустриального капитализма. В то же время, целый ряд фактов массовой статистики как будто указывает на то, что уже в 40-е гг. ХIX столетия у ордынцев возникала ситуация необходимой смены культурных ориентиров и, прежде всего, в сфере семейного быта. Ветер перемен достал социум, сознательно пытавшийся изолировать себя от магистрального пути культурного развития. -------------------------------------------------------------------------------- [1] Преображенский А.А. Среднее Поволжье и первоначальное освоение Сибири. Вопросы истории. 1981. № 10. С. 77-90.
| |||
| Просмотров: 2216 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 0.0/0 | |||
| Всего комментариев: 0 | |
Поиск
Форма входа
Поддержка
Мы Вконтакте
Категории раздела
Меню сайта
Наш баннер
